Продолжение, начало здесь

Глава 2

Весна  1931 года. Мне  11 лет.  Я  учусь  в 3  классе.  16  апреля  пришла из  школы,  как  всегда, сняла  форму  и  села  с  мамой  обедать. Как сейчас  помню,  на  второе  —  мой  любимый  отварной  язык  с  картофельным  пюре.  Открывается  дверь,  входит  папа  со  словами:  «Меня  выгнали  из  школы!».  Я  заплакала…   С  этого  дня  начался  новый  отсчёт  времени  для  нашей  семьи.  Папа  работал  один,  зарабатывал  более  300  рублей,   мама  держала  кур.  Наша  семья  из  пяти  человек  была   вполне  обеспечена.  И  вот  в  одно  мгновение  всё  рухнуло.  Друзья  посоветовали  папе  ехать  в  Москву, хлопотать.  Перезанимали  денег, поехал, но  ничто  не  помогло.  Тогда  мы  ещё  не  предполагали,  что  начинается  целенаправленная  компания  по  борьбе  с  религией, и  никакие  жалобы  нам  не  смогли  уже  помочь.

Папа  устроился  на  работу  в  нарсуд  секретарём  судебного  заседания – это  была  самая  низкооплачиваемая  работа – 42 рубля  в  месяц, и  туда  никто  не шёл, поэтому  его  и приняли. Мама  пошла  работать  на  швейную  фабрику. Там  работали  в  три  смены, и  маме  очень трудно  было  переносить  ночные  смены. Вскоре  папа  не выдержал  канцелярской  работы  и  перешёл  в  другое  место  плановиком,  куда  ему  помогли  устроиться  друзья. На  его  место  в  нарсуд  поступила  мама.  У  неё  дело  пошло:  её  красивый  разборчивый  почерк  и  умение чётко  и  ясно излагать самую  суть  дела  принесли  ей  признательность  со стороны  начальства, и  она  укрепилась  на  этой  работе  на  несколько  лет. Но  всё  равно  двух  жалований  нам  не  хватало чтобы  прокормиться, и  мама  по воскресеньям  отправлялась  на  базар  продавать  кое-какие  вещи, которые  ещё  можно  было  продать. Одно  время  папа  работал  счетоводом  на  Бисквитной  фабрике  и  иногда  приносил  нам  немного  печенья  или  галет. А  иногда  им  или  премию, или  в  счёт  зарплаты  выдавали  галеты, и он  приносил  много, по  целым  мешочкам. Какие  вкусные это  были  галеты!

Маме  в  свою  очередь  полагался  от  суда  какой-то  обед  по  талонам. Столовая  была  почти  рядом  с  судом. Я  из  школы  приходила  прямо  к  ней, и мы  шли  в  столовую, деля  один  обед  на  двоих. И  вот однажды,  мы  с  ней  подходим  к  раздаточному  окошку,  подаём  талон, а  раздатчица, посмотрев  на  меня  и видя,  очевидно,  мои  голодные  глаза, взяла  и  налила  нам  не  одну, как  всегда, а  две  тарелки  супа. Это  было  так  неожиданно  и  радостно, что  я  на  всю  жизнь  запомнила  выражение  её  лица, движение, как  она  большим  половником  черпает  из  котла  суп  и  наливает  МНЕ  целую  тарелку  супа.

Я часто  приходила  к  маме  в  суд, иногда  сидела  в  зале  судебного  заседания  во  время  слушания  дел.  Маме  нравилось  там  работать. Она  изучала  некоторые  статьи. Ей  было  приятно  чувствовать  себя  осведомлённой  во  многих  вопросах,  не  то что  раньше, когда  она  была  только  домохозяйкой. Так  что  нет  худа  без  добра!

Тем временем, вещей, пригодных  для  продажи, оставалось  всё  меньше  и  меньше.  Мама  очень  любила  разводить  комнатные  цветы и  она  вырастила  огромный  цветок – Олеандр,  который  стоял  в  комнате  в  большой  кадке, весь  в  розовых  цветах. Все, кто  приходил  к  нам,  любовались  этим  цветком, и вот  дошла  очередь  и  до  него.  Пришлось  и  его  отнести  на  базар. А  у  папы  от  недоедания  началась  малярия,  которая  «трясла» его  через  день. А  у  нас  с  Сашей  на  ногах  появились  какие-то  нарывы, ноги  были  всегда  в  бинтах. Помню, нам  давали  от этого  серный  цвет, такой  серый порошок, который  мы  сыпали  на  хлеб  и  ели. Родители  целыми  днями  на  работе. Бабушка  почти каждый  день  уходила  в  очередь. Мы  предоставлены  сами  себе.  Учёба  в  голову  не  идёт, всё  время  хочется  есть,  только  об  еде  и  думаешь.

Саша  в  это  время  очень  много  читал, как  все подростки. К  нему  приходили  товарищи, они  обменивались  книгами, что-то  обсуждали. Я  не  любила, когда  они  приходили,  потому  что  в  это  время  я  не могла  играть  и  вообще  заниматься  своими  делами. Мне  всегда  приходилось  подчиняться  его  интересам, и  вот  в  это время  со  мной  произошёл  курьёзный  случай. Среди  его  товарищей  был  мальчик – Валька  Садомский – который жил  на углу  Пешей, над  аптекой. Валька  был  худенький, тщедушный  мальчик, и я  не  обращала  на  него никакого  внимания.  Жили  они  тоже  бедно. У  него  была  сестра  Лида, и они  также  были были  предоставлены  самим  себе. Но  вот  однажды, меня  Саша  попросил  сходить  к  Вальке  и передать  ему  какую-то  книгу. Перечить  Саше  было  нельзя, и я  скрепя  сердце  поплелась  к  Вальке. И  вот, несколько  минут  мы  с  ним  остались « один  на  один»  около  калитки, и вдруг,  совершенно  неожиданно  для  себя  я  почувствовала, что  со  мной  что-то  произошло. Я… Влюбилась  в  него. Да  так сильно! Промучившись  несколько  дней, я  решила  ему  объясниться. Помню, на  клочке  бумаги  написала  записочку: «Милый  Валя, я тебя очень люблю, люби  и  ты  меня». И  вложила  в  одну  из  книг  ему  принадлежавших. После  этого  последовали  усмешечки  со  стороны  ребят, он  никак  не  реагировал. Но  однажды  случилось  так, что  мы  с  ним  остались  в  комнате  одни, и  я,  сама  того  не  понимая, что  со  мной  происходит, охваченная  каким-то  порывом, взяла  ключ  и  заперла  изнутри  дверь. Он не  ожидал  этого, страшно  испугался, и … выпрыгнул  в  окно. К  счастью,  это  произошло  летом, и  мы  жили  на  первом  этаже. Говорят, что  мальчики  развиваются  в  этом  отношении  позже  девочек, и он, видимо,  был  ещё  ребёнок,  поэтому  и  растерялся  и  испугался. Но с этого  момента  он  уже  перестал  для  меня  существовать, и моей  влюблённости  как  и  не  было. Спасибо  ему.

Когда  он повзрослел, его взяли  в  армию,  и, приехав  на  побывку  домой, он показался  очень  возмужавшим  и  выросшим  — говорили те, кто   его  видел. Служил он в Бресте, и когда  началась  война, он  вскоре  погиб: умер  от  ран. Царство  ему  небесное!

А наша  семья  продолжала  голодать. Мама  на  базаре  покупала   стакан  пшена  и  варила  жиденькую  кашичку, чуть  забелённую  молоком. Ели  мы  её  вечером, когда  папа  и  мама  приходили  с  работы. Но какой  же вкусной  она  казалась.  Как  будто  ничего  вкуснее  не было!  Положение  казалось  безнадёжным.  И  вот  неожиданно  пришло  спасение.  Маму  для  работы  направляли  в  село  Степановку  и  сказали,  что  за  ней  пришлют  из  Степановки  лошадь. Это село, расположенное  в  30  км.  от Пензы.  В  деревне ведь  можно  было  прокормиться!  Помню, с каким  нетерпением  мы  ждали  эту  подводу. День  проходит, а её  нет  и  нет. И  вот, наконец – о, радость! – открываются  ворота,  и  во  двор  въезжает  лошадь  с  телегой. Мы  погружаем  свой  небольшой  скарб, усаживаемся  на  телегу  и  едем. Мама, Саша  и  я. Папа  с  бабушкой  остаются  в  Пензе.  Но  как  только  мы  выехали  на  Казанскую  улицу  (ныне ул. Горького), деревенская  лошадь  испугалась  машины  и  рванула,  сломала  оглоблю,  мы  вынуждены  были  остановиться, и  прошло  довольно  времени, пока  мы  снова  двинулись  в  путь.

Приехали  мы  уже  затемно. Поместили  нас  на  окраине  села  в  пустом  доме.  Принесли  нам  четверть  молоко  и  каравай  ржаного  хлеба. Какая  это  была  радость!  Мы  спасены!  Но  в  эту  же  ночь  в  селе  случился  большой  пожар.  Утром  на  другой  день  мы  ходили  смотреть  это  жуткое  зрелище.  Выгорел  весь  порядок . Стояли  только  трубы  от  печей. Бабы  сидели  около  своих  спасённых  вещей  и  вопили. Ни  одного  дома  не осталось…

Был  в  Степановке  большой  пруд, и я  научилась  там  плавать, так  как  в  нашей  Пензятке  плавать  было  невозможно  из-за  сильного  течения. Как  я  уже  говорила, папа  от  недоедания  болел  малярией  и  он  попросил  отпуск,  чтобы  приехать к  нам  попитаться  молоком  и  другими  продуктами. Помню, как-то  мама  нажарила  кабачков  и  залила  их  яйцами. Это  было так  вкусно, что  я  объелась,  и  мне  было  плохо. После  этого  я  несколько  лет  не  могла  есть  кабачки.  Но  такое  счастье продолжалось  недолго. Как-то  мама  приходит  с  работы и  говорит : «Меня  увольняют  и  отдают  под  суд!». Как?  За  что?! Здесь  я  дословно  приведу  папины  воспоминания, потому  что  лучше, чем он,  я  сказать  не  смогу.

«Дело  было  в  следующем: в  числе  служащих  Степановского  суда  был  официальный  защитник  —  некто  молодой  человек  Надеждин.  Бывало  так, что на  месте  в  суде  оставался  только  один  человек, т.е. Нина  Алексеевна, а  судья  и  защитник  отсутствовали.  И  вот  в  их  отсутствие  приходили  в  суд  разные  просители – крестьяне. Это  было  начало  30-х годов, время  коллективизации.  Вероятно, ещё  никогда  раньше (дай Бог, чтобы  никогда  потом)  в  русской  деревне  не  было  такого количества  нарушителей  государственного  закона, как  в  эти  годы.  Люди  привлекались  к  суду  и  осуждались  часто  несправедливо.  В  суд  приходили  бедные  крестьяне  и  нуждались  в  том, чтобы  кто-нибудь  составил  им  прошение  о  снятии  с  них  наказания. Естественно, неграмотные  и малограмотные  сами  этого  сделать  этого  они  не  могли. Приходят  в  суд  за  нексколько  километров  пешком  с  горбушкой  травяного  хлеба  и  узнают, что  в  суде  нет  того  человека,   который  по  должности  обязан  был  составить  им  прошение  или  жалобу  в  суд, в  суде  нет  защитника  Надеждина. Где  он?  Когда  он  будет. Ведь нельзя  его  ждать – дома работа. И  вот  из  жалости  и  сочувствия  к  таким  людям  из  народа, Нина  Алексеевна  и  составляла  прошения  или  жалобы. В этих  действиях  её  не  было  никакой  корысти,  но  когда  вернулись  откуда-то  изрядно  подвыпившие  судья  и  защитник, Надеждин  как  узнал, что  секретарь  Лебедева занимается  неположенным  делом  и  отнимает  у  него  заработок, заявил  судье  протест. Тогда  Нина Алексеевна  была  уволена  и  отдана  под  суд.   Делать  нечего, надо  было  срочно  вытряхиваться  из  Степановки. Спасибо  ей,  что  хоть  на  время  приютила  нас. Для  Нины  Алексеевны  в  Пензе люди  оказались  лучше, чем  пьяный  адвокат  Надеждин. Они  не  нашли  в  её  действиях  состава  преступления  и  предоставили  ей  место  секретаря  нарсуда  в  селе  Валяевка, в 12 км.  от Пензы.»

Теперь  снова  беру  слово  я.  Мама  не  сразу  согласилась  поехать  в  Валяевку, т.к. оставлять  нас  одних  она  не  решалась. Её  очень  уговаривала  её  коллега, некто  Сафонова, которая  уже  работала  там.  Мама  решила туда  пойти (надо  было  ходить  пешком, т.к.  никакого  транспорта  тогда  не  было) посмотреть, в  каких  условиях  ей  придётся  работать. Она  рассказывала  потом, что  когда  она  шла  и  всё  раздумывала, соглашаться  ли  ей  или  нет, приводила  все  доводы  за  и  против ,  вдруг  неожиданно  перед  её  взором  предстала  икона  Казанской  Божией  Матери.  Она  сначала  испугалась  и  изумилась,  но  когда  пришла  в  себя, то  поняла  это  как  знак  свыше:  ей  надо  соглашаться.   хх)

И  действительно,  благодаря  Валяевке мы  прокормились  ещё  год. Помню, она  привозила  на  попутной  подводе  овощи, которые  им  выписывали  в колхозе. Особенно мне  запомнились  дыни  сорта  «колхозница». Круглые, небольшие, но  такие  вкусные и ароматные!

1. x) От себя добавлю: по воспоминаниям бабушки, это был не единичный случай   и что составленные ею  прошения  большей  частью  удовлетворялись  —  так грамотно и  доказательно  она  умела  изложить  суть  дела. Видимо, это-то  и «взбесило» официального  защитника. Ведь в то время  важнее было  засудить  человека, чем  оправдать.

хх)  Бабушка, вспоминая  это видение, говорила, что она  как бы прочла  во взгляде    Богородицы: « Не  бойся, Я  веду  тебя!».

Папа не выдержал  так  не  свойственной  ему работы  счетовода  и  решил  вернуться  к  педагогической  работе, но  для  этого  надо  было  ехать  в  глухое  село, где  остро  не  хватало  преподавателей. Такое  село  нашлось  для  него.  Это – Нижний  Шкафт  Лунинского  района. Туда  он  поступил  в  октябре  1933  года. Перед  нами  встала  дилемма: кому  из нас – Сашуне  или  Оленьке – ехать  в  деревню. Сначала  решили, что  мне, но  когда  посоветовались  с  Десятниковой,  она  высказалась  против, т.к. перерыв  в  занятиях  музыкой  может  плохо  отразиться  в дальнейшем. Так  пришлось  ехать Саше. Там  он  и  закончил  седьмой  класс. Там  папе  предоставили  целый  дом  с  усадьбой, где  можно было  посадить  огород, а в конце  усадьбы  был  пруд. Но  лучше  всего  об  этом  времени  нашей  жизни  расскажут  наши  письма.

Прежде  чем  перейти к  письмам,  мне  хочется  рассказать  об  одном  человеке – Фёдоре  Матвеевиче  Архангельском. Когда  в  1931  году  папу  выгнали  из  школы  за  религиозные  убеждения  и  хождение  в  церковь, то  все  его  друзья  и  соратники, а  также родственники, которые  собирались  у  нас  на  вечеринки  и  мирно  и  весело  беседовали, вдруг  сразу  отошли. Боялись  даже  здороваться, а  увидев  на  улице, переходили  на  другую  сторону.  х) И  только  один, единственный  человек, который  сохранил  дружбу  и  не  побоялся  общаться  с  нами,  был  Ф. М. Архангельский. Он – преподаватель, так же, как  и  его  жена  Прасковья  Ивановна  Сливина. Был  у  них  сын Шурик  и  мать  Прасковьи  Ивановны – Татьяна  Михайловна, довольно  крепкая  старушка, которая  и  вела  всё  их хозяйство. Занимали  они  половину  частного  деревянного  дома  на  улице  вблизи  железной  дороги, недалеко  от  вокзала. И вот, они  часто  приглашали  нас  к  себе  в  гости – подкармливать. Помню, всегда  подавался  винегрет  в  большой  миске: ешь, сколько  хочешь, и таким  он  казался  вкусным! Может  быть, там  было  что-то  ещё, но мне  почему-то  запомнился  именно  винегрет. Они  материально  жили  лучше  других,  т.к. Татьяна  Михайловна  занималась  «бизнесом» и кормила  их  всех. Она  покупала  на  рынке  по  дешёвке живых кур, забивала  их,  щипала, перья  шли  на  подушку, из потрохов  она  варила  суп, а тушки  продавала,  так  же,  как  и  подушки. На эти  деньги снова  покупала  живых  кур, и  всё  начиналось  сначала.

х) Дедушка  вспоминал,  как один  из  коллег  так ему и сказал: «Лебедев, ты – дурак!», но  этот  человек вскоре  трагически  погиб  (я уже  не  припомню, как).

Так  они  имели  возможность  и  нас  подкормить.  Но  кроме  этого, и  главное – это  моральная  поддержка  в  атмосфере  полной  изоляции.

Прасковья  Ивановна  была  всегда  очень  эмоциональна,           в  каком-то  возбуждённом  состоянии.  Её  главная  забота  была  показать  и  доказать  нам, какой  талантливый  её  сын  Шурик.  Он  был  года  на  три  младше  меня. Помню,  она  каждый  раз  показывала  нам  его  рисунки,  его  сочинения,  его  какие-то  альбомы. Сын  был  воплощением  её честолюбия.  И  когда  мы  уходили  от   них,  она  неизменно  провожала  нас  до  самого  дома, то есть  пройдя  всю  Московскую  улицу  снизу  доверху, и  непрерывно  так  же  возбуждённо  рассказывала  маме. Я, конечно, ничего  не  понимала, но инстинктивно  чувствовала, что  это  были  её  жалобы  на  Фёдора  Михайловича.  Что-то  у  них  не  ладилось. А  он  мне  вспоминается  таким  положительным,  красивым, молчаливым.

В комнате  у  них  стояло  пианино, но  играть  на  нём  было  невозможно —  до  такой  степени  оно  было  расстроено  и  поломано. А  так  как  тогда  у  нас  пианино не  было  и  мне  приходилось  ходить  к  тёте  Оле  заниматься, что  было  очень  неудобно,  так как  у тёти  Оли  часто  болела  голова и звуки  её  раздражали, то  мама  как-то  договорилась  с  Праковьей  Ивановной  перевезти  к  нам  пианино с  тем  расчётом, чтобы  мы  его  отремонтировали. Тогда  в  Пензе  был  известный  настройщик  Островский  —  совершенно  слепой  —  его  водила  жена  и  помогала  ему  в  работе.  Вот  он-то  и  согласился   отремонтировать  нам  пианино  за  приемлемую  для  нас  плату  и  перевёз  его  к  себе  домой. А  на  время  ремонта  —  довольно  продолжительного – он  разрешил  мне  заниматься  у  него  дома.  Они  жили  тогда  на  углу  Московской  и  Нагорной  на  втором  этаже, куда  я  и  ходила  почти  ежедневно. Но  вот  ремонт  окончен, пианино  привезли  и  поставили  к  нам  в  комнату. Необыкновенная  радость  охватила  всё  моё  существо. Это  «моё»  пианино. Теперь  мне  не надо  будет  ходить  заниматься  и  я  всегда  смогу  сесть  за  инструмент, когда  мне  захочется!  Теперь  меня  невозможно  было  от  него  оторвать…

Тем  временем  в  семье  Архангельских  назревала  трагедия. Фёдор  Михайлович  тогда  преподавал  в  сельхозтехникуме  и  увлёкся  одной  учительницей.  Их  роман  выплыл  на  поверхность,  скрывать  было  невозможно, и  ему  предложили  оставить  работу  и  переменить  место  жительства.  Он  уехал  под  Тулу  в  Ясную  Поляну  в   музей  Л.Толстого вместе  с ней. Прасковья  Ивановна  ездила  туда, надеясь  вернуть  его  в  семью, а  когда  убедилась, что  это  уже  невозможно, решила  отомстить  ему. Однажды, приехав  туда, пошла  в  лес, выпила  что-то  и  отравилась. Говорят, она  потом  кричала  и  просила  спасти  её, но  доза  была  смертельной, и  она  в  муках  скончалась.

Шурика после  этого  отец  взял  к  себе, а Татьяна  Михайловна  одиноко  в  тоске  доживала  свой  век.  Мама  всегда  помнила её, навещала  и  как  могла  успокаивала. Шурик  окончил  литературный  факультет  и  остался  работать  в  музее, а  когда  получил  там  квартиру, приехал  в  Пензу  и  забрал  своё  пианино. Но к  этому  времени, после  войны,  мы  уже  смогли  купить  себе пианино, немецкое  трофейное  у  одного  полковника.  Тогда  ведь  из  Германии  везли  всё, что  только  можно  увезти. Но  пианино  Архангельских  сыграло  большую  роль  в  моём  музыкальном  образовании.

Итак, папа  решил  перейти  на  педагогическую  работу. Написал  запрос  в  среднюю  школу  села  Нижний  Шкафт  и  получил  исчерпывающий  ответ  директора  школы.  Вот  это письмо:

«Михаил  Анатольевич!

Ваше  письмо  получил  только  11/Х, оно  ожидало  моего  приезда. Пользуясь  случаем  поездки  в  Пензу  одного  из работников  нашего  села, с  ним  и  посылаю  это  письмо. Ваше  изложение  автобиографии говорит, что  Вы – когда  это нужно – не  скрываете  действительного  положения, это  хорошо. Теперь  по  существу  дела:  Ваш  приезд  на  работу – преподавателя  русскго  языка  и  литературы  Нижне-Шкафтинской  ФЗС —  желателен  и  чем  ни  скорее, тем  лучше, так  как  этого  преподавателя  у  нас  нет  уже 40 дней. Теперь  имейте  в виду, что у нас  по  предлагаемой  дисциплине (преп.  русск.  Яз. и лит.)  в  неделю  27  часов, что  будет  давать  Вам  оплату  200 руб.  в  месяц. Если  охота  есть,  можете  взять  естествознание  6 час.   в  неделю, или МУЗО или ИЗО. Дальше:  Вы  не  сообщили, едете  ли  Вы  один  или  с семьёй, и сколько  её  у  Вас, а  то  у  нас  сейчас  пустует   только  что  освободившаяся  квартира  из  3-х  комнат, правда  без  обстановки, но  с  хорошим  двориком  и  на  солнце, и  вода  близко. Итак, чем  скорее  Вы  к нам  переберётесь, тем  лучше  и  для  дела,  для  школы  и  для  Вас, а  то как  видите – дисциплина  запущена, и  чем  ни скорее выпрямится  дело, тем  лучше. Дальше  я  считаю  необходимым  Вас  предварить:

• Перед приездом  к  нам  зайдите  в  Лунинское  Районо  за  получением  приказа  о  назначении, а в крайнем  случае  съездите  от нас  в  ОНО.
• Или с  подателем  или  заказным  письмом  сообщите  персонально  состав  В/семьи для  принятия  мер по  обеспечению  Вас  и  Вашей  семьи  квартирой  и  пайком.
• Картофелем по  12 коп. кило и капустой  по  20 коп. кило будете  на  месте  обеспечены  в  колхозе.
• Паёк по 18,3 кило на  Вас и по 9,1 кило  на  иждивенца, а равно  и  зарплату  получаем  своевременно.
• В селе  у  нас  есть  Радиоузел,  почта,  суконная  фабрика, спиртокуренный  завод, хороший дом  соцкультуры, медучасток.
• В в  нашей  школе, где  Вы  будете  работать, в ФЗС, всего  5  групп:

1 – пятого года обучения    2  группы     60 чел.

2 – шестого    «   «   «             2 группы     62 чел.

3 – седьмого   «   «   «            1 группа      52 чел.

____________________________________

5 групп                                                        174 чел.

• Все преподаватели, кроме литературы в ФЗС  есть.
• В селе  бывает по  понедельник ам базар.
• В селе есть кооперация и  магазин.

Пишите по  затронутым  вопросам  и  скорее  приезжайте, а о времени выезда  сообщите.

Закшколой   Маркин.

12 октября  1933 г.                                             С. Нижний  Шкафт»

Получив  такое письмо, папа  28 октября  уехал  и  прибыл  в  Новый  Шкафт 30  октября. С этого дня  наша  семья  раскололась  на  три  части, и началось  наше общение через  письма. Мама писала  очень  подробно,  как  управляться  с  хозяйством. Ведь  папа никогда  этим  не  занимался  и  не  проявлял  никаких  способностей, а  пришлось  сразу  остаться  одному  и всю работу  по хозяйству  выполнять  самому.

Вот  эти  письма.

 

 продолжение следует

 

 

(39)